Снова еду к Бате, по проселочной дороге, что петляет меж берез и покосившихся изб. Вспоминаю его руки, шершавые от работы, и голос, низкий, как гул трактора в поле. Он стал отцом в лихие девяностые, когда жизнь ломалась, а он держался — крепко, по-советски, без лишних слов и сантиментов. Воспитывал так, как учили его: труд, дисциплина, долг. Никаких жалоб, только дело.
Теперь, став взрослым, я понимаю: его суровость была любовью. Той самой, что выковала во мне стойкость, умение стоять на своем. И за всем этим — тихая гордость за сына, которую он никогда не выскажет, но я вижу ее в его глазах, когда он молча жмет мне руку у порога.